Меня зовут Амир Коэн.
Если бы вы знали меня несколько лет назад, вы бы увидели во мне преданного, дисциплинированного человека — непоколебимого в вере отцов. Я вырос в Иерусалиме, в самом сердце ортодоксальной еврейской семьи. Молитвы, обряды и строгие законы Торы окружали меня с детства.
Мой отец был раввином, уважаемым в общине. С ранних лет он учил меня: истина — в безоговорочном послушании Закону Божьему. Шаббат был святыней, праздники соблюдались с трепетом, а каждое решение в жизни должно было быть согласовано с заповедями.
Долгое время этого было достаточно. Я был убеждён: иду по единственно верному пути.
Но жизнь умеет вырывать нас из привычного и бросать в неизведанные воды.
Когда я попал в армию обороны Израиля, всё изменилось. Мир, к которому я привык — синагоги, свитки, молитвы — не имел места в хаосе и крови войны.
Я увидел то, что не мог себе даже представить:
не просто выстрелы и взрывы, а запах пыли, смешанной с кровью, пустой взгляд умирающего товарища, мучительный выбор: убить или быть убитым.
Ритуалы, которые прежде наполняли меня смыслом, стали казаться пустыми.
Сердце наполнилось вопросами, о которых я боялся даже думать:
Если Бог с нами, почему столько смертей? Почему страдают невинные?
И вот, в один из ранних холодных рассветов, сжимая оружие, я понял: во мне что-то сломалось.
Кризис веры стал необратимым в день, когда в засаде погиб мой друг детства, Ноам.
Он упал всего в нескольких метрах от меня. Я подбежал, зажал рану, его кровь текла по моим пальцам. Он пытался что-то сказать, но смог лишь хрипнуть. Его глаза погасли.
Я должен был молиться за него. Сказать «Шма Исраэль». Но слова застыли в горле.
Никакого чуда не произошло. Только смерть. Холодная. Окончательная.
В ту ночь, сидя в пыли, пропитанный запахом крови, я понял — я не знаю, слышит ли меня Бог.
В детстве я верил, что вера — это строгость, исполнение. Но в тот момент всё это казалось далёкой сказкой.
А Ноам? Он постился в Йом-Кипур, надевал тфилин каждое утро, соблюдал всё до мелочей. И всё равно погиб. Без ответа с Небес.
В этом замешательстве я согласился на задание, которое изменило мою жизнь навсегда.
Наш взвод отправили патрулировать опасный участок на границе. Я был другим — движущийся механически, мыслящий беспорядочно.
Мы проверяли подозрительную машину.
Раздался взрыв.
Меня подбросило. Потом — тьма. Полная, удушающая.
А потом — нечто.
Я должен был умереть. Но вместо этого очутился… не в этом мире.
Первое, что я ощутил — это тишина. Абсолютная.
Я не чувствовал тело, ни боли, ни страха, ни холода. Только лёгкость — будто парил.
Когда я «открыл глаза», я понял: я не на поле боя.
Я был в необъятном пространстве, наполненном золотым светом. Светом, не имевшим источника, но проникающим в саму суть моего бытия.
Подо мной не было земли, но я висел в пространстве. Вокруг — бесконечный горизонт.
Не было стен. Не было теней. Только присутствие — живое, реальное, настоящее.
Я не знал, где нахожусь. Но сердце говорило: я здесь уже бывал.
Будто я вернулся домой. Домой, который забыл.
И тогда Оно пришло.
Я не видел глазами, но чувствовал приближение.
Передо мной оказался Тот, в Ком соединились вся любовь и вся власть Вселенной.
Он был не просто светом. Он был сознанием. Живой сущностью, пронизывающей и обнимающей меня.
Он не говорил — и не нужно было.
Он знал меня. Полностью. До самой глубины.
Каждую мысль. Каждую ошибку. Каждое сомнение.
И я застыл — не от страха, а от благоговения.
Время исчезло. Остался только этот Вечный миг.
Я чувствовал себя ничтожным. И одновременно — безмерно любимым.
Я хотел говорить… но вместо слов передо мной промелькнула вся моя жизнь.
Не как кино, а как будто я проживал её снова — каждое мгновение одновременно.
Детство. Уроки с отцом. Слепая ревность к исполнению заповедей. И… сомнения.
Но это были не просто образы. Это были чувства. Мысли. Слова.
Я видел свою жизнь глазами других. Чувствовал боль, которую причинял. Радость, которую не замечал.
Я осознал истину — не через обвинение, а через откровение:
Ты знал Закон, но не знал Меня.
Ты видел заповеди, но не увидел Сердце.
И тогда, в Его присутствии, я понял: моя вера была построена на страхе.
Я боялся нарушить. Боялся наказания.
Я следовал правилам. Но не знал Бога.
А Он был здесь. Не судья. Не обвинитель. А Отец. Любящий. Живой.
И тогда прозвучало… не голосом, но внутри:
Я есмь Путь, Истина и Жизнь.
Моё существо содрогнулось.
Это были слова Иешуа — Имя, которое мы не осмеливались произносить.
Нас учили: богохульство. Ложь.
Но я знал — это правда. Не доказанная. А узнаваемая душой.
Иешуа не был просто пророком. Он был Тем, Кем Себя называл.
Мессия. Мой Мессия.
Я хотел отрицать. Возразить. Но невозможно спорить с Истиной, когда она перед тобой.
Он не убеждал меня. Он просто был.
И этого было достаточно.
Я увидел себя по-настоящему.
Увидел гордость. Жестокость. Самоправедность.
Всю жизнь я думал, что этого достаточно. Но Ему было нужно моё сердце.
А я Его не отдавал.
И я отдал.
Пал на колени.
И сказал — или почувствовал:
Я — Твой.
Он коснулся меня.
Не телом — тела уже не было — но всё моё существо наполнилось любовью.
Страх исчез. Сомнения рассеялись.
Я знал: я наконец нашёл Того, Кого искал всю жизнь.
И тогда Он взглянул на меня.
Без слов, но с посланием:
Твоё время ещё не пришло. Вернись. Расскажи другим.
Я не хотел уходить. Я молча молил остаться.
Но меня потянуло назад.
Свет и покой исчезли. Боль вернулась.
Я очнулся в больнице.
Тело горело от боли. Аппараты пищали. Врачи кричали: «Он вернулся!»
Я умер. И был возвращён.
Вернувшись домой, я столкнулся с тем, что мое имя уже распространялось по общине.
Отец отказался принять меня:
«Ты больше не мой сын», — сказал он и захлопнул дверь.
Я стоял у порога дома, который когда-то был моим пристанищем, ощущая холод, исходящий не от ночи, а от отвержения.
Мать плакала в другой комнате, разрываясь между любовью ко мне и верностью традициям.
Я понял: следовать Иешуа значит потерять всё, что я считал незыблемым.
Но произошло нечто неожиданное.
Эбби — солдат, которого я встретил в пустыне, тоже был неспокоен духом.
Когда я рассказал ему свою историю, он не смеялся и не отталкивал меня, а молчал и сказал:
«Я всегда чувствовал, что есть что-то большее, о чём нам не говорят».
Так началось наше тайное изучение Писаний и формирование небольшой мессианской общины.
Каждая встреча была рискованной, каждое слово могло стоить нам многого.
Но вера росла, и с ней — понимание, что нет жертвы выше истины.
С течением времени давление усилилось.
Меня вызвал командир и предупредил:
«Если продолжишь распространять эти идеи, будешь исключён из армии».
Я ответил, что не могу отрицать то, что видел.
И вскоре меня действительно перевели на отдалённый пост в пустыне — хотели заставить меня забыть, заставить молчать.
Там, в изоляции, я встретил единомышленников. Мы вместе искали ответы, несмотря на страх потерять корни и семью.
Мои родные отвернулись от меня.
Друзья исчезли.
В общине меня считали предателем.
В армии — чужаком.
Но я знал: теперь я живу истинной жизнью.
Я больше не разделён между двумя мирами.
Чем глубже я погружался в Писания, тем яснее видел, что Иешуа — это именно тот Служитель, о котором пророк Исайя говорил в 53 главе.
Этот откровение перевернуло всё мое понимание.
Со временем даже моя мать начала менять отношение ко мне.
Она подошла ко мне однажды на улице, глаза её были полны слёз:
«Я не понимаю, что с тобой произошло, — сказала она, — но вижу, что ты изменился. В тебе мир».
Это дало мне надежду, что однажды и она сможет увидеть то, что увидел я.
Мы с Эбби собирались тайно, и наша группа постепенно росла — люди, которые искали глубину, а не пустую религиозность.
Несмотря на угрозы и отвержение, я никогда не жалел о своем выборе.
Свет и мир, которые я нашёл в Иешуа, были ценнее всего, что я потерял.
Я знаю, что впереди ещё много испытаний.
Возможно, меня никогда не примут обратно в общину.
Но я слушаю голос, который позвал меня и вернул из смерти.
Истина стоит своей цены — и эту цену я готов платить.